В тексте обсуждаются юридические и политические последствия репрессий в Беларуси и участия режима в агрессии против Украины, а также то, какие механизмы ответственности могут быть задействованы в ближайшие годы. Речь идёт о приоритетах переходного правосудия, роли политической воли и международной поддержки, перспективах гибридного трибунала, вопросах компенсаций Украине, а также о критике нарративов «торговля политзаключёнными» и «оккупация Беларуси».
Ниже представлена текстовая версия стрима о правовой ответственности и будущей трансформации Беларуси в рамках совместного цикла трансляций Банка идей и Еврорадио «Беларусь 2030». В беседе участвуют юристка-международница Екатерина Дейкало (далее — Е.Д.) и журналистка Ольга Лойко (далее — О.Л.). Полная версия стрима — ниже.
О.Л.: Если взять горизонт в 3–5 лет, за то, что происходило с беларусами, кто-то понесёт юридическую ответственность?
Е.Д.: В ближайшие 3–5 лет — нет. Но ответственность неизбежна. Вопрос только в том, насколько эффективно и организованно этот процесс будет выстроен. Это зависит от множества факторов. И в полном объёме возможно лишь после демократического транзита.
Демократический транзит и интерес Запада
О.Л.: От беларусов что-то будет зависеть? Или всё решат международные структуры?
Е.Д.: Факторов очень много, но два — ключевые. Во-первых, когда произойдёт демократический транзит и будет ли у Запада реальный интерес участвовать в нём. Привлечение к ответственности — это дорого. Даже гибридный трибунал потребует больших средств, правовых реформ и международного участия. Международное правосудие — это командная работа. Во-вторых, важна политическая воля. Мы видим, как создавался трибунал по Украине, как формировался трибунал по Югославии. Всё зависело от конкретных политических акторов и их решений.
«Международное правосудие — это командная работа. И без политической воли оно не заработает».
О.Л.: Получается, многое зависит от первого демократического правительства?
Е.Д.: Абсолютно. Вопрос в том, станет ли переходное правосудие его приоритетом. Может случиться и так, что новое правительство решит: «Нам сейчас важнее восстановить экономические связи, чем разбираться в прошлом». Тогда всё будет зависеть от беларусского общества, от того, кого оно выберет на первых свободных выборах. Если в предвыборной программе кандидата нет конкретных пунктов об ответственности за репрессии — это плохой знак.
«Если у политика нет ясной программы по ответственности — его программу надо выбросить в мусорку вместе с ним».
Есть риск сталинского сценария
Е.Д.: Если же свободных выборов не будет, история может повторить сценарий сталинских репрессий: сначала частичная, потом полная реабилитация жертв — и на этом всё. Я считаю, что после Лукашенко будет промежуточный этап до демократического транзита. И маловероятно, что власти в этот период займутся реальным привлечением к ответственности. Здесь играет роль и фактор времени: чем больше времени проходит, тем труднее сохранять доказательства и живую память жертв. Но масштаба страданий беларусов уже достаточно, чтобы тема ответственности не потерялась.
Мы стали обществом жертв и палачей
О.Л.: Получается, со временем доказательства могут исчезнуть?
Е.Д.: Да. Важно, сколько времени пройдёт. Это вопрос не только юридический — сохранения доказательств и свидетельств, — но и человеческий. Живая память жертв играет огромную роль. Чем дальше, тем труднее.
Сегодня есть международные платформы, которые документируют преступления в Беларуси. Но неизвестно, как долго их будут поддерживать западные партнеры. Чем позже начнутся реальные процессы, тем больше рисков, что многое забудется.
Мы до конца не осознаём, что произошло. Беларусь стала страной, где совершаются преступления против человечности. Это необратимо. Главное последствие — раскол общества на жертв и палачей. Его нельзя оставить без реакции.
«Мы стали обществом, где совершаются преступления против человечности. И раскол на жертв и палачей — это то, что нельзя оставить без ответа».
Без правосудия не будет трансформации
О.Л.: Мы обсуждаем две линии: ответственность за репрессии и за участие в войне. Что важнее юридически и морально?
Е.Д.: Морально главным приоритетом должно быть привлечение к ответственности за всё, что случилось в связи с выборами 2020 года и после. Это преступления, которые продолжаются до сих пор. Государство и конкретные лица уже совершили достаточно преступлений, чтобы этого хватило на несколько международных процессов.
Ресурсы всегда ограничены. Поэтому придётся выбирать приоритетные направления. Да, Беларусь обязана будет компенсировать Украине участие в агрессии — но главное внимание должно быть направлено на репрессии. Это вопрос не только справедливости, но и будущего страны. Без полноценного процесса привлечения к ответственности общество и государство не смогут трансформироваться.
Мы должны понимать: преступления совершали не «люди с другой планеты». Это часть общества. Это результат того, что в 1990-е мы не прошли через дебольшевизацию и осмысление советского прошлого. Если снова перевернём страницу, не решив эти вопросы, всё повторится.
«Моральный приоритет – привлечение к ответственности за репрессии, связанные с выборами 2020 года».
Фота: «Мінскстрой»
Суды заочно не дают жертвам ощущения справедливости
О.Л.: Люди жаждут немедленной справедливости. Может ли трибунал по Украине стать образцом для Беларуси?
Е.Д.: По Украине действительно создан специальный трибунал. Решение приняли в январе 2023-го, а начали формировать только в 2025-м. Для международного правосудия это быстро. Но у него уже много критиков.
Трибунал допускает суды заочно, в отсутствие обвиняемых. В практике международных трибуналов это редкость, потому что стандарт справедливого суда предполагает обязательное присутствие подсудимого. Даже если формально права соблюдены, не возникает главного эффекта. Жертва не видит обвиняемого на скамье подсудимых. Нет ощущения, что справедливость совершилась. Именно поэтому Нюрнбергский и Югославский трибуналы имели такое значение — там обвиняемые были лично.
«Когда обвиняемого нет в зале суда, жертвы не чувствуют справедливости. Это главный изъян заочных процессов».
Е.Д.: Для Беларуси международный трибунал невозможен. Это не наш случай. Максимум — гибридная модель: часть судей международные, часть национальные, встроенные в беларусскую судебную систему. Некоторые мои коллеги считают, что даже этого не нужно, что достаточно национальных судов. Но я убеждена: гибридный вариант необходим.
Юридически и за репрессии, и за участие в войне привлечь к ответственности реально. Но главное — правильно расставить приоритеты. Сначала репрессии, связанные с 2020 годом.
Компенсация Украине в контексте войны
О.Л.: Если будут вынесены решения по Беларуси в контексте войны? Может ли государство понести финансовую ответственность?
Е.Д.: Нет, трибунал по Украине касается только физических лиц. Государство в таких процессах не фигурирует. Но вопрос компенсаций всё равно встанет. Россия уже имеет замороженные активы, проценты с которых направляются Украине. У Беларуси активы тоже есть. Однако юридически всё очень сложно.
Государственная собственность имеет иммунитет. Конфисковать её без согласия самого государства или без решения Совета Безопасности ООН невозможно. Поэтому в демократических странах не будут забирать сами деньги, максимум — проценты.
В случае Беларуси ситуация ещё сложнее: юридически она не является стороной войны, а только соучастником агрессии. Чтобы связать ущерб и ответственность Беларуси, нужно будет доказывать эту связь. Это труднее, чем в случае России.
Е.Д.: Для нового правительства это будет символически важно — показать, что Беларусь готова признать свою ответственность. Например, можно будет продать резиденцию Лукашенко и направить средства Украине. Это не только юридический, но и политический сигнал. Такой шаг будет означать переосмысление и возвращение доверия со стороны соседей.
«Беларусь придётся компенсировать Украине, но сделать это должно уже новое демократическое правительство — добровольно».
Фота: depositphotos.com
Стены не исчезнут на следующий день после выборов
О.Л.: Какие политические последствия у нынешней ситуации для Беларуси и её отношений с соседями?
Е.Д.: Государство маргинализировано, вокруг нас буквально выстроены заборы. И иллюзия, что сразу после свободных выборов соседи уничтожат колючую проволоку, опасна. Доверие к государству нужно будет заново зарабатывать — действиями нового правительства и ответственностью общества за свой выбор.
«Если хотим, чтобы стены убрали, придётся восстановить доверие — это не делается в один день».
О.Л.: Можно ли использовать проценты от замороженных беларусских активов для компенсаций — Украине или пострадавшим беларусам?
Е.Д.: Теоретически — проценты да. Но конфискация самих государственных активов невозможна: у госсобственности есть иммунитет, демократические страны не создают прецеденты его снятия без безупречного правового основания. С частными активами ещё сложнее — нужно доказать связь конкретных денег с правонарушениями.
Защита граждан от произвола государств
О.Л.: Многие обижаются: мол, в XXI веке нет международного инструмента, который бы защитил граждан от произвола их государства. Есть ли прогресс?
Е.Д.: Огромный. Если сравнить с «белой» эмиграцией начала XX века, когда люди оказывались с паспортами несуществующего государства и без всякой системы защиты, сегодня есть институт беженства ООН, региональные механизмы. Нам в каком-то смысле «повезло», что всё это случилось в XXI веке, а не век назад. Да, институты далеки от идеала, но других нет — и они развиваются.
О.Л.: Насколько вообще можно полагаться на внешнюю защиту?
Е.Д.: В международном праве действует принцип субсидиарности: никакая внешняя система не решит проблемы государства вместо него. Институт убежища — исключение для узкой категории людей, спасающихся от преследования, и он работает. Но базовая ответственность — на государстве и на гражданах, которые делают политический выбор. Это не обвинение беларусов — лишь трезвое признание реальности. И, кстати, за последние пять лет международное сообщество сделало для Беларуси немало — могло быть и меньше, учитывая, что в мировом контексте мы не «красный» кейс.
Освобождение vs депортация
О.Л.: В дискуссии о «депортированных» мнения расходятся. Я своё освобождение с обязательным выездом иногда называю именно «освобождением». Это нормально?
Е.Д.: С точки зрения права — да, это может квалифицироваться как депортация (в логике Римского статута как преступление против человечности при наличии признаков). Но юридическая квалификация и переживание человека — разные плоскости. Никто не обязан чувствовать одно и то же слово. В правовой дискуссии мы говорим о действиях государства и их признаках; в человеческой — о чувствах, и там нет «правильно/неправильно».
Нарратив про “торговлю политзаключёнными” вреден
О.Л.: А как насчёт метафоры «торговля политзаключёнными»?
Е.Д.: Она неудачна и вредна. «Торговля людьми» в праве — это приобретение человека для эксплуатации и извлечения прибыли. Навешивая этот термин на обмены, освобождения, мы искажаем смысл и невольно очерняем тех, кто помогает вытаскивать людей. Если вы называете это «торговлей», то логически делаете соучастниками все стороны сделки — в том числе партнёров, которые добиваются освобождений.
Признаёте оккупацию — значит, говорить надо с Москвой, а не с Минском
О.Л.: Меня триггерит формула «Беларусь — оккупированная территория». Такое ощущение, будто нас лишают субъектности. Это корректно?
Е.Д.: Нет. Здесь важна точность: «оккупация» — это не риторическая метафора, а юридический термин со строгими признаками и конкретными последствиями. Когда мы требуем официального признания оккупации, мы автоматически подводим под это весь стандарт международной практики — не так, как нам кажется правильным, а так, как он реально устроен.
О.Л.: Какие именно последствия вы имеете в виду?
Е.Д.: Самое прямое: если Беларусь «оккупирована», то с беларусскими властями «не о чем говорить», потому что они не контролируют территорию и происходящее на ней. Все вопросы — от политзаключённых до безопасности — тогда надо решать с Россией. Логика такова: раз территория контролируется внешней силой, переговорная и правовая дверь к Минску закрывается.
«Оккупация означает, что все решения по Беларуси принимаются через Россию».
О.Л.: Но ведь зависимость от Кремля очевидна. Как это тогда называть?
Е.Д.: Зависимость — колоссальная, особенно после 2020 года и начала войны. Но это не делает ситуацию «оккупацией» в юридическом смысле. Я называю это квазиколонизацией: долгосрочная политическая и экономическая зависимость, подпитанная тем, что Лукашенко ради удержания власти поставил на полную поддержку России. Это усилило давнюю колониальную инерцию, которая могла бы ослабнуть после распада СССР — но не ослабла.
О.Л.: Почему, на ваш взгляд, нарратив об оккупации так популярен?
Е.Д.: Потому что он снимает субъектность: “мы ни при чём, нас оккупировали, спрос — не с нас”. Но такая логика вредна. Во-первых, это не соответствует фактам. Во-вторых, она подталкивает к иллюзии, будто стоит «снять оккупацию» — и всё мгновенно станет нормально, и даже Украине мы ничего не должны. Это путь к безответственности.
Идти свой путь — наша ответственность
О.Л.: Что практически можно делать уже сегодня, чтобы приблизить справедливость и демократическую Беларусь?
Е.Д.: Первое — документировать. Преступления продолжаются, и время работает против доказательств и живых свидетельств. Второе — адвокатировать. Внимание к Беларуси не бесконечно, его нужно поддерживать, проговаривать: в стране совершаются преступления против человечности. Третье — мыслить на перспективу. Многие из тех, кто сегодня в эмиграции, делают это не для себя, а для тех беларусов, которые будут жить в стране завтра. Это про долгую дистанцию, а не про сиюминутную отдачу.
О.Л.: Есть соблазн мериться чужими сценариями — Югославия, Германия, Украина… Насколько это продуктивно?
Е.Д.: Сравнивать полезно для понимания инструментов, но опасно для самооценки. У каждого народа — свой темп и своя цена. Беларусы выжили как нация, сохранили язык и культуру. Да, мы сейчас говорим по-русски — это отдельный разговор, — но факт в том, что мы есть. Значит, нужно последовательно идти своим путём: делать, что можем, и столько, сколько можем.
О.Л.: Ради кого мы всё это делаем — документирование, адвокатирование, десятки инициатив?
Е.Д.: Преступления продолжаются, но многие из нас в эмиграции делают это уже не для себя, а для тех беларусов, которые будут жить в стране завтра. Я не думаю, что большая часть тех, кто сейчас выехал и активно вовлечён, вернётся. Но это не повод опускать руки — смысл как раз в том, чтобы оставить работающие механизмы: архивы, базы доказательств.
О.Л.: А как выдерживать эту долгую дистанцию — годами делать “незаметную” работу?
Е.Д.: Это честный выбор. В эмиграции часто так и есть: либо ты живёшь нормальной личной жизнью, либо — Беларусью. Важно, чтобы тот отрезок, который проживаем мы, не сгорел впустую, а стал частью длинной цепочки усилий.
